• ВКонтакте
  • Одноклассники
  • YouTube
  • Telegram


Новости


Подписаться на новости



Чахотка в стадии ремиссии

Второй премьерой нынешнего сезона в «Новой опере» после раритетной «Саломеи» Рихарда Штрауса стала наипопулярнейшая «Богема» Джакомо Пуччини, значащаяся сегодня в репертуаре еще двух столичных театров (Большого и Музыкального). Однако на одном эксклюзиве далеко не уедешь – публике хочется слушать знакомые мелодии, а солистам иметь гарантированный репертуар, с которым можно впрыгнуть в афишу любого театра мира, поэтому директор Дмитрий Сибирцев продолжает разумную политику чередования пикантного и расхожего. На Крещенском фестивале этого года «Богему» исполнили в концертном формате, словно попробовав силы, протестировав певцов, после чего решились на полноценный спектакль, пригласив из Театра Сац маститого Георгия Исаакяна сделать свою версию хрестоматийной истории об ошибках юности.

Исаакян – режиссер «с секретом»: никогда невозможно быть уверенным до конца, какой продукт он выдаст в итоге. За ним числятся как спектакли, не побоюсь этого слова, гениальные, так и совершенно «безбашенные», сделанные на грани фола. К последним можно отнести некоторые его работы пермского периода (два десятилетия он возглавлял местный оперный театр) – такие, например, как безмерно вульгарную «Кармен» или «Русалку» Дворжака, действие которой происходит в сумасшедшем доме. А среди бесспорных удач стоит назвать хотя бы две его последние московские работы – тонкую, поэтическую «Лисичку-плутовку» Яначека в Театре Сац и гротескно-омерзительного «Мелкого беса» Журбина в Театре Покровского.

Нынешнюю «Богему» не отнесешь ни к первым, ни ко вторым: она застряла где-то между красотой романтического повествования о любви и смерти и экстравагантными странностями режиссерской отсебятины. Нищая, но просторная мансарда с видом на Эйфелеву башню – первый акт, в котором, как и полагается, жгут рукописи неудачливого поэта и гасят свечки не случайно, а чтобы подольше побыть с тем, к кому только что вспыхнуло горячее чувство, что сделать несложно, ибо стрелки на огромных часах недвижимы. Празднование Рождества перемещается из Латинского квартала к подножию символа Парижа – плетеные ажурные металлоконструкции буквально нависают над шумно гуляющей публикой, но смотрятся изысканно и обнадеживающе – устремленная ввысь вертикаль словно обещает счастливый конец этой истории, а акробатический трюк с пролетающим на воздушных шарах Парпиньолем изрядно веселит. В третьем акте, где завязка катастрофы в отношениях, башня оборачивается своим нутром – винтовой лестницей, по которой героям предстоит пройти обратный пусть – от вершин светлого чувства дорогой разочарований и потерь: и здесь, кажется, все достаточно традиционно – Марсель и Мюзетта скандалят, Рудольф и Мими – плачут…

Безусловно красивая, воздушная, светлая в своей основе сценография Хартмута Шоргхофера и эффектный свет Сергея Скорнецкого – большие плюсы спектакля, которые будут привлекать публику на него еще не один сезон. Перенос действия на сто лет вперед, в первое послевоенное десятилетие, особого отторжения не вызывает, хотя инфантилизм и беспечность молодежи 1830-х едва ли рифмуется с трагическим жизненным опытом юных, переживших ужасы мировой бойни.

Но что еще меньше рифмуется с веристской (то есть правдивой, самой что ни на есть реалистичной) драмой Пуччини – так это сюрреалистические фантазии постановщика, у которого с главной героиней происходят невиданные метаморфозы, а вместе с нею – и искривление пространства-времени всего спектакля. В нем целых две Мими. Первая поднимается по лестнице в мансарду – немолодая уставшая женщина в черном, найдя свой ключ на полу, она вскоре удалится, и вновь ее мы увидим только в финале, но именно над ее телом будет рыдать тенор. Ее поющий двойник в белом коротком вязаном платье придет через окно и там же исчезнет – при этом светлый ангел, почти бесплотное создание будет игриво кокетничать в «Момусе» и вполне натурально прятаться от Рудольфа под столом в безлюдном утреннем кабаре.

«Удар под дых» публика получает в начале последнего акта: «тридцать лет спустя» гласит светящая надпись над сценой – седовласые приятели теперь коротают время вовсе не в жалкой каморке, а в целлулоидном новомодном арт-пространстве среди прозрачных инсталляций и внимания светской публики – никакой нищеты, никакой неустроенности. Растянувшееся на три десятилетие умирание Мими и когнитивный диссонанс между пропеваемым певцами текстом и видимыми на сцене реалиями веселят весь акт: вместо удара по нервам (от остроты переживаний, от бьющей наотмашь предельно откровенной музыки Пуччини), получаешь удар по мозгу – театр абсурда во всей красе.

Музыкально спектакль получился очень сильным по певческим работам и грубоватым по оркестровой игре: Фабио Мастранжело однообразно злоупотребляет звучностью и «громовыми» эффектами. Алексей Татаринцев (Рудольф) поет на пределе: пуччиниевская фактура для его красивого тенора все же тяжеловата, хотя его надрывный верхний регистр эмоционально цепляет. Пленительное, редкой красоты сопрано Ирины Лунгу (Мими) – стопроцентное попадание в партию. Опереточный шарм и яркость пения – беспроигрышные козыри Ирины Боженко (Мюзетта). Благородство и стабильность вокала – фирменный стиль Василия Ладюка (Марсель).

Александр Матусевич

Фотографии предоставлены пресс-службой театра


← события

Выбери фестиваль на art-center.ru

 

Нажимая "Подписаться", я соглашаюсь с Политикой конфиденциальности

Рассылка новостей