КРЕДО ПРИМАДОННЫ

Елена Зеленская – абсолютная примадонна, оперная певица, что называется, «первого эшелона». Это понимаешь по ее впечатляющему послужному списку, включающему ведущие партии в крупнейших мировых оперных домах, с выдающимися партнерами и дирижерами. В жизни же в ней нет ничего такого, что мы привычно ассоциируем с этим термином. Да, это очень красивая женщина, с чувством достоинства, уверенная в себе. Но сразу вспоминаются строки Пушкина, описывающие одну из героинь Елены Зеленской – Татьяну в «Евгении Онегине», в которых говорится: «без притязаний на успех»… Мне представляется, что Елена – живое олицетворение того самого Du comme il faut, которое поэт не знал, как перевести поточнее на русский язык, а именно – хорошего тона. Хорошего тона во всем – как в организации карьеры, так и жизни, когда не нужны какие-то особые притязания на что-либо. И замечательно, что Елена Эмильевна несколько лет преподает в Российской академии музыки имени Гнесиных – она может передать своим ученицам не только профессиональное мастерство, но и верную систему ценностей.

Народная артистка России Елена Зеленская – гость «Музыкального Клондайка».

- Вы ощущаете себя примадонной?

- Я к этому слову отношусь с осторожностью. Думаю, что когда артист начинает «включать звезду», это, как правило, происходит тогда, когда ему надо срочно о себе напомнить. Я работала и с Паваротти, и с Доминго – казалось бы, вот уж настоящие звезды. И какие же они простые оказались в работе и в общении! Помню, перед первой спевкой с Доминго я просто умирала от страха, это был «Бал-маскарад» в Метрополитен-Опера. А он повел себя так, как будто мы сто лет знакомы. И я подумала, что действительно, а зачем ему что-то строить из себя, он вот такой, какой он есть. К сожалению, у нас в России иногда считают, что если ты не «звездишь», значит, ничего из себя не представляешь, характера у тебя нет. И приходится какие-то амбиции включать, как Леди Макбет у Верди поет: «Ambizioso spirto..». Но мне это мешает.

- А какой характер должен быть у ведущей солистки?

- Обязательно сильный. Наша профессия – тяжелый труд. Чтобы в ней состояться, необходимо иметь характер. Это ни в коей мере не означает, что надо «идти по трупам». Идти надо своей дорогой и оставаться самим собой, какие бы соблазны и искушения на этом пути не попадались. Вот мое кредо, я стараюсь ему следовать. А оставаться собой в нашей творческой жизни очень сложно. Ведь мы кто? Мы – те самые паяцы, про которых написана знаменитая опера. Мы должны угодить публике, мы должны делать то, что ей нравится. А вот где та граница, за которую в этом процессе переходить нельзя, бывает не так-то просто и определить. Кроме того, наша профессия предполагает постоянное общение с людьми, такими же творческими, как мы, то есть более эмоциональными, более обидчивыми, более внимательными к мелочам. Чтобы в эмоциях, обидах и мелочах не растерять главного, тоже необходим характер.

- Все более и более заметное место занимают в музыкальной жизни Москвы ваши концертные программы, и сольные, и с партнерами. Даже беглого взгляда на них достаточно, чтобы понять – в них практически нет «шлягеров», тех произведений, которые так любит публика. Ведь аудитории всегда приятно узнавать что-то знакомое. Вы сознательно на это идете?

- Да.

- Немного неожиданно было услышать в вашем исполнении музыку барокко. Все же считается, что ваше основное амплуа – вердиевско-веристское. Вы настоящее крепкое сопрано, откуда тяга к Перголези и Генделю? Тем более, что сейчас в повестке дня все же исполнение, приближенное аутентичному, ваш голос, как представляется,  не совсем в тренде этой эстетики. Что вас привело к исполнению этой музыки?

- Я ее очень люблю, хотя исполнять ее сложно. Сам голос провоцирует на то, чтобы «поддать» звука, но это будет уже абсолютно не в стиле того времени. А сама барочная музыка для певца – словно бальзам для голоса, словно лечебное масло. Сейчас немного смешно вспоминать, но в детстве я мечтала быть колоратурной сопрано, все время пропевала всякие колоратуры, просто обожала их.  У меня от природы голос подвижный, поэтому я с радостью пою те произведения, где могу это качество показать. В моем репертуаре много барочной музыки, музыки той эпохи, когда церковное и светское искусство не очень-то и различались. В этой музыке совершенно особый свет и особая благодать.

- Где вам удается исполнять такие программы, которые лежат вне русла популярной музыкальной классики?

- Если не говорить о концертах в Малом зале Московской консерватории, которые осуществляются благодаря энтузиазму профессора Елены Павловны Савельевой, прекрасной пианистки, которая поразительно может в фортепианной партии передать оркестровую фактуру, и о возможности исполнить какие-то программы в Бетховенском зале Большого театра, то, конечно, это преимущественно, за рубежом. Например, одно из самых запоминающихся выступлений в «Военном реквиеме» Бриттена было в Сингапуре, там же и запись была сделана, и съемки. Мое открытие «Stabat Mater» Дворжака состоялось в Норвегии, а Второй симфонии Малера – в Швеции, где мы исполняли это произведение под управлением выдающегося эстонского дирижера Эри Класа.

- Как  вы оцениваете современное состояние вокального искусства? Что изменилось со времен вашего дебюта? Какие тенденции наблюдаете?

- Все, безусловно, меняется, поскольку и время меняется, и люди меняются, ритм жизни иной, смещаются акценты. Когда я только начинала петь, денежный вопрос так остро, как сейчас, не стоял. Я пела в Вене в первый раз Моцарта и думала: «Боже мой, я пою в Вене, Моцарта, со знаменитыми певцами, звездами Штаатс-Опер, и мне еще за это деньги платят!». Как сейчас помню эту свою мысленную фразу. Потом подумала: «Лен, ну ты уже совсем…». Я не призываю работать бесплатно, ни в коем случае, людям надо жить и содержать свои семьи. Но плохо то, что молодежь стремится зарабатывать, еще не научившись окончательно профессии. Я своим студентам объясняю: «Вы в свое время все будете иметь, но сначала надо освоить аппарат, потому что как только вы начнете его  активно использовать, он без необходимой техники придет в негодность. Ты три часа спектакля не выдержишь. По молодости еще протянешь какое-то время на природе, а потом конец. Чтобы без потерь пройти постановочный период, сохранить свежесть до окончательного результата – премьеры, - надо владеть своим аппаратом. Много раз видела, как певцы выкладываются на репетиционном процессе, все на одном голосе, на связках. И к премьере уже голоса нет, петь нечем. Это не значит, что надо «сачковать», не надо петь на репетициях, петь надо, но только освоив технику вокала до конца.

Я бы всем певцам рекомендовала начинать карьеру с Моцарта. У Моцарта в операх огромное количество ансамблей. И хотя в опере очень важны арии, и они должны быть безупречно сделаны и впеты, ансамбли учат слушать партнера, проникаться стилем произведения, стилем композитора. Исполнение опер Моцарта очень этому помогает, словно создает фундамент для всего остального. А фундамент надо, чтобы устоялся. И важно понимать, что в пении в основном работает средний регистр, верхние ноты иногда,  нижние –иногда. Рабочий регистр - это середина. Голос, как известно портится с середины и к низам. Если мы работающую базу, средний регистр, укрепим, есть надежда на вокальную стабильность и долголетие. 

- Как вы считаете, почему сейчас сложилась такая ситуация, что средний уровень, вероятно, стал выше, чем скажем, лет двадцать-тридцать назад, но по-настоящему выдающихся певцов и интересных личностей  становится, скорее, меньше?

- Я думаю, что певцы сами как то меньше стали проникать в суть исполняемого, не  «зацикливаются» - вот тут не допели, там не доучили, тут вместо восьмушки спели четвертную. От этого очень страдает качество. Я считаю, что надо петь строго по нотам то, что написано композитором. Понятно, что это будет твоя интерпретация, но петь нужно то, что написано композитором. Если копить вот эти недо-учил, недо-пел и так далее, то выдающейся интерпретации не будет. Плюс еще огромная конкуренция, нашего брата невероятное количество по всему миру, работает поточная система. И, как ни парадоксально, импрессарио выгоднее иметь в своей обойме какое-то количество певцов с маленькими голосами на вторые и третьи партии,  предлагать их в постановки сразу по четыре-пять человек. Выгоднее, чем предлагать одного солиста на ведущую партию, торговаться за его гонорар, продвигать его.  Снова качество отходит на второй план. Ну, и как следствие, люди соглашаются за 500 долларов спеть, например, Аиду… За нашими певцами традиционно тянется такой шлейф – дескать, голоса большие, как на Западе говорят, double voice – «двойной голос», но не владеем стилем и иностранными языками. Это давно уже не так. Но итальянцы любят придираться к итальянскому языку, немцы – к немецкому. А мы почему-то всегда очень благодарно относимся к иностранцам, которые поют по-русски.

- Вы как эту проблему решали? С коучами занимались?

 - Мне повезло – у меня есть чутье к языкам, я хорошо язык улавливаю на слух. С итальянским репертуаром на Западе у меня сразу планка была задана очень высокая – «Реквием» Верди я репетировала с Шолти, а «Макбета» - с Паппано. Они очень внимательны были к произношению. А вообще, итальянцы меня всегда принимают за итальянку, может быть, потому, что я на юге родилась. Немецкую музыку я очень люблю и много пою, много работаю с немецкими режиссерами, в общении с ними и другими коллегами мой немецкий усовершенствовался. Сын, когда изучал немецкий  язык в школе, просил меня всегда помочь, хотя я не изучала этот язык системно.

Я обожаю момент разучивания партии. Я сначала учу, и только когда материал уже «во мне», могу послушать записи носителей языка и, может быть, что-то стилистически почерпнуть для себя. До этого ни в коем случае, потому что я сразу все скопирую.

- А ваши ученицы хотят вас копировать?

- Некоторые да, я прямо чувствую, что хотят. И, наверное, на первых порах я, действительно, слишком много показывала, хотя владею специальной терминологией. В педагогике очень важно именно донести, а не просто показать голосом, чтобы тебя скопировали, голоса-то у всех разные. Чтобы объяснить, я в основном из жизни беру примеры, чтобы девочкам понятно было. Например, ты должна увидеть всю эту фразу изначально, а не тогда, когда тебе ее надо петь. Ты когда по дороге идешь, ты же не под ноги смотришь, а вперед, видишь повороты, заранее распределяешь свое движение по этой дороге, программируешь его.

- У вас очень напряженный гастрольный график, как удается сочетать его с преподаванием?

- Это непросто, но я думаю, относительные неудобства для студенток компенсируются  тем, что они имеют возможность бывать на моих выступлениях, слышать, как я сама занимаюсь, как готовлюсь к спектаклям, гастролям, на что обращаю внимание, повторяя партии.

-  В вашем творческом становлении  что вам помогло прежде всего? Ваш характер?

- Конечно, не только он. В жизни мне встретились люди, которые которые очень многое определили для меня, очень помогли мне. Людмила Александровна Соколоверова – пианистка, педагог. Мы с ней познакомились, когда я приехала из Баку поступать в аспирантуру Московской консерватории, но потом я заболела, попала на операцию, вынуждена была уехать. Родила Вадима, и снова приехала и позвонила ей. Я думала, она вообще меня не узнает! А она стала со мной заниматься, и довела меня до того профессионального уровня, который сделал возможным мою карьеру. Трудностей, как я говорила, было очень много. После прослушивания в Большой театр мне сразу дали партию Иоланты! Мы жили тогда в Подмосковье, телефона не было, и когда я позвонила в театр, мне сказали, что я опоздала, и партию будет петь другая певица…Это я по сей день не могу забыть…Легко было сломаться, но вокруг были такие люди! На моем творческом пути встречались настоящие легенды – Ирина Константиновна Архипова,  Евгений Владимирович Колобов… Мне посчастливилось выходить на одну сцену и с Архиповой,  и с Галиной Ильиничной Борисовой, записи которой слушала в студенчестве. Мне встретился такой человек, как Александр Иванович Гусев, знаток оперы, эрудит, импрессарио. Когда я начинала карьеру в Большом театре,  в нем существовала настоящая преемственность поколений, и это было так важно для нашего становления.

- Не секрет, что успешная карьера порой требует идти на какие-то компромиссы, мириться с издержками. В этом плане что бы вы посоветовали своим ученицам?

- Конечно, трудностей бывает много, самых разных. Важно опять же оставаться собой и не предавать своих близких. Когда мы только переехали в Москву, снимали комнату в ужасной коммуналке, мой сын Вадим был совсем маленький, помочь нам было некому… Помню, как у нас с мужем была настоящая «смена караула» - я стою, уже одетая, в дверях, ребенок спит, муж только заходит, я сразу выбегаю – на уроки, репетиции, спевки… потом начались выезды, долгие, на постановки, по три-четыре месяца…И мой супруг понял всю серьезность моего призвания и пошел на то, чтобы оставить свою работу, хотя он инженер-нефтехимик. Был период, когда он полностью отдал себя семье, и я ему безмерно благодарна. Достаточно давно уже стараюсь планировать все поездки так, чтобы брать с собой семью. Сын сейчас уже взрослый, так что сейчас ездим с мужем. Импрессарио мне говорит: «Ты – домашняя». Да.

 - Мы разговариваем с вами в преддверии очередных ваших гастролей. Желаем успеха в Любляне вашей Абигайль в «Набукко»!

Беседовала Надежда КУЗЯКОВА

Фото 1 и 2 из личного архива Елены Зеленской; 3- Леонора "Сила судьбы", постановка Большого театра, автор - Лариса ПЕДЕНЧУК