Юрий Григорович:

«Достоинство артиста – в служении искусству»

2 января 2017 года исполнилось 90 лет выдающемуся хореографу, балетмейстеру и педагогу Юрию Григоровичу. Это имя известно любителям балетного искусства всего мира. За свою долгую творческую жизнь Григорович сочинил и поставил десятки балетов, многие из которых единодушно признаны шедеврами. В их числе «Каменный цветок», «Легенда о любви», «Щелкунчик»,  «Спартак», «Иван Грозный», «Ангара», «Ромео и Джульетта», «Золотой век».

Судьбы знаменитых деятелей культуры – личностей неординарных, не вписывающихся в общепринятые стандартные рамки, складываются подчас драматично. Не миновала сия чаша и Григоровича. Более 30 лет он возглавлял балетную труппу Большого театра. «Гениальный хореограф с плохим характером» - так назвал его композитор Арам Хачатурян в день премьеры в Большом театре балета «Спартак». Григорович прослыл диктатором, превратившим Большой в театр одного балетмейстера. В 1990 году из уст Владимира Васильева довелось услышать: «Мы потеряли слишком много из старого багажа, из старого репертуара. Практически ушли в небытие творения Лавровского, Вайнонена, Чабукиани, Якобсона, Захарова - их сильные, эмоциональные балеты, с которыми были связаны многие выдающиеся имена исполнителей».

Именно Григорович в 1985 – 1990 годы уволил из театра целую плеяду достигших пенсионного возраста звезд, в числе которых Марис Лиепа, Владимир Васильев, Екатерина Максимова, Михаил Лавровский, Майя Плисецкая. В 1995 году в результате конфликта Григорович покинул Большой театр, к сотрудничеству с которым вернулся в 2001 году. С 2008 года Григорович - штатный балетмейстер Большого театра. На его сцене возобновлены лучшие постановки мастера.

 Будучи исключительно яркой, противоречивой и во многом неоднозначной личностью, Григорович отнюдь не производит впечатление мягкого и легкого в общении человека. Получить у него интервью оказалось задачей не из простых: «Я вообще даже в профессиональные журналы такие интервью даю мало, а вы хотите, чтобы я ответил вам на все вопросы сразу». И все же в разные годы удалось несколько раз побеседовать с мэтром, узнать о том, что его волнует, услышать откровения, связанные с самыми актуальными вопросами хореографического искусства.

- Юрий Николаевич, можете ли Вы назвать самый любимый из поставленных Вами балетов?

- Об этом трудно говорить. Балеты ставились в различные периоды моего творчества, и все они мне дороги, потому что делал их именно я. Каждый балет имеет свою историю, оставил свой след в душе.

- Ощущали ли Вы длившийся многие годы отрыв труппы Большого театра от мировой хореографии?

- Почему только труппы Большого театра? Вся страна находилась за железным занавесом и была оторвана от мировой культуры. И естественно, целый ряд процессов, которые шли в мировом театре, в мировой живописи, политике - во всем, чего ни коснись в жизни, прошли мимо нас.

- Наши отечественные хореографы нечасто ставили в Большом театре.

- Совершенно с этим не согласен. За тридцать лет у меня было представлено колоссальное число - около пятидесяти - наших хореографов. Просто какой-то дурак сказал, что я никого не пускаю. Начиная с Касьяна Голейзовского и кончая моими учениками Бобровым и Меланьевым, они ставили и спектакли, и концертные номера. На сцене Большого театра дебютировали как хореографы Васильев и Плисецкая. Можно назвать Мессерера, Виноградова, Петрова, Майорова, Лавровского. Некоторые поставили по несколько балетов.

- Вас часто упрекали в недостаточной симпатии к современным западным хореографам.

- Каждый из нас работает в соответствии со своими силами и способностями. Если бы я жил на Западе, может быть, работал бы иначе. Возможно. Но я жил здесь и работал так, как есть.

- Существует ли, на Ваш взгляд, соперничество между московской и петербургской школами?

- Любое соперничество - это очень хорошо. Оно всегда существовало и будет существовать. Почему бы и нет? Я и сам восемнадцать лет проработал в Ленинграде, а уже потом более тридцати в Москве.

- Юрий Николаевич, как Вам жилось после ухода из Большого театра?

- Из Большого театра я ушел сам, так как был не согласен с политикой, которую в нем проводили. Почти пять лет не был в Большом театре, не имел к нему никакого отношения и о том, что происходило в его стенах, узнавал только из статей в газетах. Все эти годы я продолжал трудиться – и в нашей стране, и за рубежом. Время, как говорится, даром не терял. Это были большие работы. Ездил куда приглашали. Ставил спектакли в Уфе, Кишиневе, Краснодаре, Минске, Тбилиси. Вот в Самаре поработать не довелось. Это не то что дорого… Просто должен посмотреть труппу, и если понравится – буду делать с ней то, что хочу.

- Не травмировала ли Вас необходимость работать с труппами, уступающими по классу балету Большого театра?

- Нет. Я работаю везде одинаково, в полную силу. Конечно, коллективы везде разные и к каждому поначалу нужно привыкнуть. Для каждого театра всегда делаю свою определенную редакцию балета. Да и вообще, по прошествии времени на свои спектакли смотрю уже несколько иначе. Так что никаких моральных травм у меня не возникало. Всегда ставил что хотел и очень доволен, что такой период у меня был.

- Сегодня в провинциальных балетных труппах наблюдается значительный отток артистов. 

- К сожалению, это так. Условия для артистов балета в провинции очень трудные, даже драматичные. Мы это знаем. Люди вынуждены уезжать на заработки. Такова общая тенденция.

- И все-таки планка нашего балета продолжает сохраняться?

- Все зависит от тех людей, которые стоят во главе конкретной труппы, работают с людьми, от местных властей. Вот, например, в Краснодаре и мэр, и губернатор были заинтересованы в сотрудничестве со мной, и это дало свои плоды. Я работал там с удовольствием.

- Кого из множества Ваших учеников Вы считаете «своими» танцовщиками?

- Я работал с очень многими танцовщиками и каждого по-своему люблю. Выставлять же отметки не собираюсь. Не хочу.

- Тяжело ли Вам расставаться с людьми, с которыми довелось много лет работать вместе?

- Разрывы бывают и по моей инициативе, и по инициативе танцовщиков. Какой-то период идем вместе, в ногу. Потом расходимся. Ничего удивительного и никакой трагедии в этом нет.

- Может ли хореограф вашего уровня не быть деспотом?

- Что значит деспот? В любом деле должна быть дисциплина. Если ее нет, все кончается. В искусстве тем более. Только при очень слаженной работе может быть какой-то общий результат. Я стараюсь поддерживать дисциплину. Деспотизм же подразумевает насилие, а я никогда никого не насиловал. Кто хотел со мной работать - работал, кто не хотел - нет.

 - Начиная со второго Московского международного конкурса артистов балета, а затем и хореографов, Вы являетесь постоянным председателем его жюри. Какой из конкурсов Вам запомнился особо?

- Наверное, самый первый. Он был очень интересен своей новизной. Помню, какой был всеобщий интерес, ажиотаж, какая чудесная атмосфера. Это был национальный праздник, что, к сожалению, постепенно ушло. Тем не менее уровень московского конкурса как правило очень высокий. Можно гордиться тем, что жюри практически никогда не ошибается. Почти все наши предсказания сбываются: творческие судьбы лауреатов как правило складываются удачно. Впрочем, после каждого конкурса нас упрекают в том, что не тому дали награды. Но проходит время, и сама жизнь подтверждает нашу правоту.

- Какими критериями Вы руководствуетесь при оценке танцовщиков?

- Судьбу танцовщиков решает, конечно же, не число выполняемых ими туров. Прежде всего должен быть профессионализм, а это сочетание техники, артистизма и массы других качеств, которые создают собственно актера. Танцовщик должен выразить своим телом внутреннее состояние души. Это самое ценное.

- Восьмого января – день рождения Галины Улановой. Какие чувства Вы испытываете при воспоминании о ней?

- Мне посчастливилось работать с Галиной Сергеевной, видеть ее, быть занятым в Ленинграде в спектаклях, в которых она участвовала, когда приезжала из Москвы. Надо было ощутить атмосферу, которая царила в те вечера в зрительном зале. Уланова – удивительная, магическая личность. Я ее никогда не забуду. И мы, артисты, и зрители пребывали под властью гения. В последние годы она была учителем сцены, всегда оставаясь скромной и требовательной. Так случилось, что я дважды участвовал в открытии памятника Галине Сергеевне Улановой. Первый раз – при ее жизни в Ленинграде. В памяти навсегда остался тот осенний день, аллея Героев, бюст Улановой работы великого скульптора Аникушина. Помню сколько было народу. Помню незабываемый вечер в «Астории», где мы столько вспомнили о своей жизни… Многое мы подчас забываем. Но не нужно забывать, что когда Большой балет как птица из клетки вырвался и начал ездить по всему миру, на его знамени была Уланова. Пятьдесят с лишним лет вместе с балетом Большого театра она несла миру русскую, советскую культуру, была ее символом. Так вышло, что свое 70-летие я отмечал за границей. В тот день я получил от Улановой телеграмму: «Помню, люблю, целую». Я не могу сегодня ее поцеловать, но помнить и любить ее буду всю свою оставшуюся жизнь.

- В чем, на Ваш взгляд, состоит достоинство артиста?

-  О каком достоинстве идет речь? Артисты - нормальные люди и в человеческом смысле не должны быть какими-то иными. Достоинство каждого артиста – свято служить своему искусству. Все!  

Беседовал Валерий ИВАНОВ

Фото Юрия ПОЛЯКОВА